Разные судьбы у этих людей, прошагавших в войну, защищавших нашу Родину и свое родное Загоскино. Они соседи, «шабры» — в просторечьи местном, и живут на одном порядке, иной раз встречаясь по нескольку раз в день. Знают друг друга сызмала, в бедах и радостях вместе. Поэтому и ощущается в слове «шабер» что-то более прочное и надежное, чем в слове «сосед». Внешне ничем не приметные, но присмотришься, поговоришь по душам, будто откроешь новую страницу книги, с героями которой ты где-то виделся и неожиданно встретился вновь. Узнаешь человека необычной судьбы, завидного самообладания и силы воли, простоты душевной. Рассказывая о себе, заново переживая давно свершившееся, они часто не находят слов, чтобы со всей полнотой передать, как все это было. Но чувствуешь в этой сбивчивой недосказанности большую правду и искренность людей, вынесших на своих плечах неимоверную тяжесть военных испытаний. Такими я вижу людей, о которых хочу рассказать.

Ветеран трех войн

Тимофей Петрович Денисов по возрасту самый старший. «Скоро девяносто стукнет… Восемьдесят седьмой разменял», — поясняет мой собеседник, не утративший и теперь былой армейской выправки. С первого взгляда в осанке его угадываешь хватку лихого кавалериста-рубаки, которому, пусть под конец первой мировой, но привелось в составе 5-го. Симбирского уланского полка «почесать германца в 1916 году». А спустя два года он, Тимоша Денисов, был уже в легендарной Железной дивизии Гая и, к немалому удивлению своему, не в коннице, а в артиллерии. Начинал от Игнатовки. Дальше было освобождение Симбирска, преследование колчаковцев вплоть до самого Тобольска, при взятии которого он был ранен. Уфа, госпиталь. После излечения работа на Симбирском конезаводе — считай, снова служба в кавалерии…

Но отличиться бывшему улану суждено было все-таки, не седлая коня. Декабрь 1941-го. Тимофей Денисов в сражениях под Москвой. Здесь в боях за столицу защитник ее награжден был первой медалью «За отвагу». Перед взятием Орла он в саперной части и уже наводит мосты через Оку, разминирует ее берега.

— …Ну а потом пошли на Брянск, — вспоминает ветеран. — Опять подошли и реке. Успел я разминировать мост, и наши тут же пошли в атаку… Тут меня и ранило в ногу… Много мин тогда обезвредил — за это вторую получил — и он тронул обе медали «За отвагу».

Кто не знает саперскую заповедь «Не ошибись!», тому не ведома степень риска того, кто много мин, а не одну обезвредил. Денисов в деле познал жуткую истину: «Сапер ошибается лишь один раз».

— За войну меня три раза ранило… вернее, два. Первое — не считаю, оно было так себе… А в правую ногу вдарило — чуть врачи не отняли. Десять месяцев в Горьком пролежал… да в Ульяновске еще…

— И Победу я встречал в госпитале и как-то быстрее пошел на поправку от радости такой. А вскоре и домой выписали… — закончил свой рассказ Тимофей Петрович.

Плотник — золотые руки, в послевоенные годы он творил доброе дело на пользу людям, возводя добротные жилища своим землякам. Я пытался уточнить, сколько же домов сработано его руками, и услышал:

— Ай, много, не перечтешь!

Меткий стрелок

Мой второй собеседник — Павел Александрович Башков. Выходец из крестьянской бедноты, росший без отца, он с детства жадно тянулся ко всему новому. Еще несовершеннолетним сел за руль трактора СТ3, освоил управление ЧТЗ. В 1938 году Павел был призван на срочную в погранвойска, на Дальний Восток, самую беспокойную и полную тогда тревог границу с японскими самураями. Заставы: Хлебная, Поликарповка, Хинган, Тучковская… Он — старшина Павел Башков, с четырьмя красными треугольничками на зеленых петлицах и значком «Ворошиловский стрелок»… Курсы снайперов, стрельбы, ставшая привычной днем и ночью команда: «Застава в ружье»!» От той поры — отметина на поседевшей голове, полученная в перестрелке, при схватке с нарушителями.

В 1941-м кончался срок службы, и думали — домой. Но приказ: в эшелоны! И с востока на Брянское направление, в бой. Павел Александрович воевал командиром отделения снайперов…

— Не забыть деревню Мошки, что недалеко от Брянска. Фашисты загнали в сарай наших женщин, детей, стариков и вместе со скотом заперли, облили керосином и подожгли, — продолжал свой рассказ ветеран. — Наши рванулись тушить, а немцы из пулеметов косят — не подойдешь к сараю. Головы не поднимешь…

Вот тогда-то ему, старшине Башкову с группой снайперов, было приказано уничтожить любой ценой пулеметные точки врага. Прицельным огнем группа «сняла» фашистских пулеметчиков, и наши бойцы бросились к охваченному пламенем сараю, сбили замки и спасли оставшихся в живых людей. Всех снайперов-спасителей во главе с командиром Башковым командование представило к награждению медалью «За отвагу».

— Однако и фрицы «охотились» за нами, снайперами… Тоже при взятии Брянска случилось. Я занял позицию на дереве и уже отстрелялся, стал спускаться… Наши в атаку двинулись, а я торопился… Тут меня и ранило разрывной рулей, в левую ногу. Но вначале не почувствовал, только присел… Но тут же поблизости разорвалась мина и осколком добавило, на беду, в ту же ногу. Спас профессор, из Москвы приезжал. А в Уфимском госпитале собирались ампутировать ее по самое бедро, — обходя подробности, вспоминал Павел Александрович, и как-то мимоходом обмол вился, что вторую медаль «За отвагу» ему вручили на госпитальной койке. Восемь месяцев лежал в госпиталях Курска, Рязани, Уфы, Ульяновска… несколько мучительных операций. А по излечению, хотя и ограниченно годный, он снова в строю, служит в учебной части старшиной роты, инструктором по подготовке снайперов. Так до конца войны.

— Ну, а потом как? — спрашиваю его.

— Стал бригадиром тракторной бригады. Учился на курсах на главного механика, работал и контролером-механиком в МТС. Когда технику передали колхозам, работал механиком по эксплуатации техники…

— Может, хватит, пожалуй, об этом? — спросил он меня. И я повернул разговор на другое: о хозяйстве, о небывалом в этом году урожае картофеля, о житье-бытье, о нашем неспокойном мире.

Земляк по фронту

— Право, не пойму, как я выжил?! Тонул, горел, землей был засыпан. Ранения, операции перенес… — спрашивал и удивлялся Иван Петрович Старшов, оказавшийся моим земляком по Ленинградскому фронту. Вспомнили мы с ним знакомые места, пути-дороги и будто снова побывали в Пушкино, Царском Селе, Гатчине…

Вспоминая те далекие события, мой собеседник заметно волнуется, силясь восстановить подробности пережитого. Участник прорыва блокады Ленинграда под той самой Невской Дубровкой, он сполна хлебнул военного лиха на легендарном «пятачке», где решался успех всей операции небывалой стойкостью и ценой жизни многих людей.

Вспоминал: миг… и перед ним рваное облако пахучего взрыва мины, и… провал в небытие. Перевязывая раненую голову, медсестра посчитала его уже безнадежным… Но сознание вернулось к Ванюше Старшову и, превозмогая адскую боль, он в каком-то полузабытьи сам дополз до медсанбата.

— Ни жене, ни матери ив госпиталя не писал, что глаза лишился, не хотел расстраивать. Рад был, что второй врачи спасли. А потом я в стройбате служил как ограниченно годный. «Дорогу жизни» на Ладожском озере строили по льду. Морозы жуткие. Фашисты бомбят. Однажды наша машина в полынью от бомбы провалилась. Еле-еле спаслись и обледенели сразу. Одежду не снимешь. Вот где было невмоготу! А надо!

Иван Петрович, славно вспомнив о самом важном, не без гордости продолжал:

— А Шура-то моя, Александра Никаноровна, тоже фронтовик. Да-а, 1-й Украинский, Японский… Вернулась домой пораньше меня. Жаль, умерла вот. Нервы у нее — тоже настрадалась там. Помню, вернулся и я в 46-м году. Новый год. Думаю: как это я покажусь ей, пойду по улице без глаза. Стыдился, чудак, по молодости…

Мой рассказчик чуть отвернулся, сглотнув подступивший к горлу комок.

— До весны тянул связь телефонную до Белого озера, а весной в МТС пошел. Я ведь до службы трактористом был, да и в послевоенные годы работал на всяких тракторах… Восемь лет на «Беларуси»…

И, будто о живой шла речь, растроганно продолжал:

— Да, любил я эту машину. Немытую на ночь не оставлю. И техуход раньше срока проводил…

Знают Ивана Петровича на селе как образцового механизатора, награжденного орденами Ленина и Октябрьской Революции. Да еще орден Славы за Невскую Дубровку, да медаль «За оборону Ленинграда» и другие.

Разговор зашел о сегодняшнем:

— Теперь что не работать, вон какая техника! Люди живут в достатке, чего говорить…

Слушаю я Ивана Петровича и думаю: вот какого склада люди — и он, и его «шабры». Как полезно послушать их всем, кто начинает жизнь.