После окончания школы-семилетки, в тяжелом для страны 1942-ом году был направлен на учебу в школу ФЗО Ульяновска. Через год слесарем начал трудовую биографию на приборостроительном заводе. Семилетка и школа ФЗО практически и все его образование. Позднее он экстерном закончит вечернюю школу, получит диплом о заочном окончании Жадовского сельхозтехникума. Его основным же университетом станет жизнь. Ему ещё не исполнилось восемнадцати, когда он ушел на фронт. Война вступала в завершающую стадию, но накал боев от этого не уменьшался. На груди молодого бойца появился орден Отечественной войны II степени, три боевых медали. При форсировании польской реки Вислы, при защите Сандамировского плацдарма он подорвался на мине. Врачи ампутировали ему правую голень.

Госпиталь в Тбилиси… Инвалидность. В 19 лет. Родной дом теплом не встретил, поработал немного в колхозе, и поехал-похромал молодой парень к дядьке, в Ташкент. С июля 1946 года по ноябрь 1947 года работал слесарем-инструментальщиком Янгиюльского завода Ташкентской области, а затем три года – электросварщиком паровозоремонтного завода №1 города Алма-Ата.

В ноябре 1950 года вернулся на родину и восемь лет проработал электросварщиком Сталинской МТС в Поповке, вступил в партию. На свое счастье встретил замечательную девушку, ставшую для него женой и другом на всю жизнь. С Зинаидой Ивановной они вырастили двух дочерей, Лиду и Валентину.

Молодого, инициативного, коммуникабельного парня заметило начальство и рекомендовало на партийную работу. Четыре года Ефремов был секретарем партийной организации в колхозе имени Ленина и затем – в совхозе имени Калинина.

В феврале 1962 года общее собрание колхозником колхоза имени Ленина избрало В.Д.Ефремова своим председателем. Ему было в то время 35 лет. И еще столько же он проработает на этом посту, отдавая опыт, знания, душу и сердце родному хозяйству. Отсчет его деятельности начинается не просто с 62-го года, он идет от соломенных крыш, от непролазных дорог, от голодного скота, от угрюмых колхозников. Современное Загоскино – это памятник его Председателю. Проект каждого дома, интерьер каждого здания, механизация любого процесса – все проходило через вдумчивый взгляд Ефремова. Он был своеобразной «таможней», радеющей за Державу, пройти которую было сложно. Он пытливо изучал любую новинку, перекладывал ее на свой, загоскинский манер.

За 35 лет правления председателя кардинально изменилось не только село, изменились люди, изменились отношения между ними.

Загоскино стало безусловным лидером не только в районе, но и в области. Сюда ехали учиться делегации со всей страны и из-за рубежа. Учиться и советоваться с Ефремовым. Он вел огромную общественную работу. Два созыва избирался депутатом Верховного Совета РСФСР, неоднократно представлял Загоскино в высших областных и районных властных структурах (на пленумах, в бюро и исполкомах).

Труд его в мирное время был отмечен орденами Ленина, Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, многочисленными медалями, знаками, дипломами и грамотами.

В 1997 году он вышел на заслуженный отдых. Ему шел 71-й год. Старые раны давали о себе знать. Еще больше сердце болело, когда Председатель видел, как рушилось много из того, что он с трудом строил, делал, внедрял.

И ЭТО ВСЁ О НЕМ...

ЗАГОСКИНСКИЙ МЕЧТАТЕЛЬ

В моей памяти еще свежи впечатления от первой поездки в Загоскино, хотя состоялась она где-то в самом начале семидесятых. Тогда В.Д.Ефремов решил посоветоваться о благоустройстве своего села с понимающими, как он выразился, людьми – архитекторами, художниками. В их числе оказался и я. Помню, как от Майны и до Игнатовки пылил наш автобус, а двльше, до Загоскина, тряска по ухабам была такая, будто душу вытряхивали. Шофер успокаивал: «Это лучше, чем грязь. Тут окажись после дождя, так гибель. Не выберешься».

Ефремов пригласил нас в свой кабинет. Слушая тогда его пояснения о планах преобразования села, трудно было избавится от сомнений относительно реальности их, и, должно быть, не я один думал о нем, как о мечтателе из Загоскина. Хотя внешне он мало похож на мечтателя. О таких обычно говорят: природа не обидела. Во всем его облике чувствовался сильный, волевой характер. Угадывал я в нем человека и целеустремленного, и главное, - неравнодушного к прекрасному.

«Мечтаем создать музей, - делился он своими планами, - показать в нем история колхоза. То, с чего начиналось и что достигнуто за годы советской власти в нашем селе. Галерею ветеранов колхоза, технику тех лет, предметы обихода, документы, награды, подарки поместим».

Я слушал и боялся сбить с мысли своими переспросами, прервать откровения человека, умеющего воплотить свои мечты в реальность. А он продолжал: «Будет у нас и колхозный спортзал с банькой, парной и душем. Мы уже приступили к строительству еще одного здания, и назовем его не ресторан и не кафе, а Дом семейных торжеств. Здесь, по нашему замыслу, народ будет проводить свадьбы, дни рождения, юбилеи, отмечать наши советские праздники»…

Пролетело еще десятилетие – и его, тогда казавшиеся несбыточными мечты, осуществились. Да, он был не просто мечтателем, он умел воплощать в жизнь все задуманное.

Лежнин Иван Васильевич, Заслуженный художник России

ЧТОБ ЛЮДИ РАДОВАЛИСЬ

После армии я поступал учиться в Ульяновский политех, по конкурсу не прошел и подал документы в Рязаново. Там меня зачислили, купил уже фуфайку – ехать с первого сентября на картошку. 27 августа вызывает меня Ефремов.

- Будешь в институте учиться?

- Да я по конкурсу не прошел.

- Это не твои проблемы. Желание есть? Тогда бери машину, летом в Рязаново, забери документы под любым предлогом, а через четыре часа должен должен быть у ректора политехнического.

Оказывается, студенты с политехнического были направлены на работу в Загоскино. Ефремов пожаловался, что в колхозе нет инженера-строителя. Из этого разговора возник вариант моего поступления. Ректор сдержал слово – и я с помощью Вениамина Дмитриевича закончил институт.

Отца у меня не было. Мать, простая колхозница, поднимала нас с братом одна.

Всю жизнь буду как родному отцу благодарен Ефремову.

Он многому научил меня и как строителя.

«Коля, надо и столб поставить так, чтоб он и тебе понравился, и чтоб люди глядели и радовались», - говорил он. Не любил плохо сделанное. Стенку в его кабинете пока строили, несколько раз ломали. То ему казалось, что на 05 поближе надо, то проем не там.

Любил экспериментировать. Куда-либо поедет, увидит и везет то чертеж парапета или лестницы, то рисунок оконное проема. Все здания и дома в селе крыл только железом: и надежнее, и красивее, когда покрасишь.

Игнатьев Николай Петрович

С ЛЮБОВЬЮ К КНИГЕ

Вениамин Дмитриевич был удивительный читатель. Читал много, вдумчиво. Помню вопрос: «Ты что-то сегодня ничего не привез мне почитать».

Он был прекрасным собеседником, причем по любому вопросу, будь то политика, культура, строительство, сельское хозяйство. Однажды только переступил порог его кабинета, а он тут же отправил меня смотреть новый пущенный детский садик. Ему, конечно же, приятно было выслушать лестные отзывы, но еще важнее были для него замечания и предложения.

Родионов Вадим Павлович,

С ВЫСОТЫ ПОЛЕТА

Мне приходилось не раз в составе различных делегаций быть вместе с Ефремовым. Где бы не был Вениамин Дмитриевич, он искал новое, рациональное, интересное. И удивительно, но ему все шли навстречу. С одной области он вез в хозяйство породных телок, с другой – стеклопластик, с третьего места – технику. Я сменил его на депутатском поприще, и в моей деятельности многому был обязан ему, его связям, его опяту, его подходам, его умению найти верное решение.

Как-то раз он без звонка приехал к нам в Маклауши. Уборку он закончил, а у нас она еще шла полным ходом. Зашел в кабинет, поздоровались. Говорит: «Покажи мне что-нибудь интересное». Чем его удивить? И вдруг осенило. «Давайте полетаем на самолете!»

- А что он у тебя делает?

- Удобрения под озимые вносит.

Поехали на посадочную площадку. Попросил летчика показать гостю с высоты наш колхоз. Сели в салон. Летчик предложил ему сесть на место второго пилота. Сколько смеха было, когда Вениамин Дмитриевич в дверях застрял и не мог войти в кабину.

Двадцать минут длился полет. Все это время он молчал и внимательно смотрел вниз. Полет ему был приятен, несмотря на то, что, как инвалиду, ему пришлось пойти на определенные неудобства. Его замечания, как и всегда, были точны, оригинальны. Вообще у меня было такое чувство, что он всегда смотрел на жизнь, не как простой смертный, а с высоты полета. Он как бы охватывал нашу жизнь сверху.

Гордеев Иван Егорович,

УРОК НА БУДУЩЕЕ

Помню, в начале семидесятых меня избрали секретарем парткома в колхозе «Путь к коммунизму». Кормов, как тогда часто бывало, не хватало. Даже соломы не запасли. Председатель говорит: «Поезжай в Загоскино, Ефремов не откажет». Самому-то, видать, стыдновато было ехать. Приехал в Загоскино, захожу в кабинет председателя. Поздоровались, познакомились. Спрашивает, зачем пожаловал. Робко так говорю: «Не выручите ли соломой?» Он сделал паузу и спрашивает: «А что, свою-то солому коровы не хотят есть?» Присутствующие в кабинете засмеялись. Я тоже, хотя понимал, как стыдно быть в таком положении. Самим надо работать, а не попрошайничать. Ефремов, конечно же, выручил, как он выручал всех и всегда. Но его урок я запомнил на всю жизнь.

Демин Владимир Петрович

ЕСЛИ ТЫ, МАРУСЯ, СЧАСТЛИВАЯ…

Со всеми бедами и проблемами – к Вениамину Дмитриевичу. Когда старшая дочка кончила педучилище, направили ее работать в Инзу. Сами понимаете, не под рукой Инза, ни переслать, ни довезти. К тому же жених у нее в Ульяновске. Куда мне, простой доярке, идти защиты искать. Пошла к председателю. Выслушал он и говорит: «Если ты, Маруся, счастливая, то вопрос решится». Набрал кого-то по телефону, и дочку перераспределили в Ульяновск.

Потом, спустя несколько лет, сын в институт поступал. Приехал домой, говорит, что все сдал, но боится – по конкурсу не пройдет. Я – к Ефремову. А он опять те же слова говорит: «Если ты, Маруся, счастливая – решится все». Набрал городской телефон, поговорил, сообщил все сведения о сыне, положил трубку и говорит: «Иди спокойно, сын будет учиться в институте». Я, конечно же, помню, с кем он говорил. Только подводить их не хочу, вдруг чем-то обижу. Но ведь не взятки давали, а по-людски помогали. Не столько мне, сколько Ефремову, а уж он-то вот и помогал нам, простым колхозникам.

Батраева Марьям Алиевна,

пенсионерка, кавалер орденов Трудового Красного Знамени и Знак Почета

РАССКАЗАЛИ Б, НЕ ПОВЕРИЛ

Меня, молодого врача Игнатовской больницы, пригласил к себе председатель загоскинского колхоза имени Ленина. Приглашение лестное, но дел много, не до поездки, думал я. Особенной проблемой была вывозка дров с делянки: ни транспорта, ни людей.

В кабинет зашел мужчина, поздоровался, говорит: «Меня прислал за вами Вениамин Дмитриевич. Говорит, пригласи, а не согласится, бери в охапку и вези силой». Рассмеялся и поехал.

Он расспросил меня а казавшихся мне неразрешимыми проблемах: успокоил: «Поможем!» Я счел это за простую вежливость. А утром у больницы стояло… тринадцать (!) машин. Он продумал все: и грузчиков, и бензопилы, и оплату. Одним днем проблема была решена. Я думал, что такое бывает лишь в кино. Но надо было знать Ефремова.

РЕЦЕПТ ЗДОРОВЬЯ

Судьба свела меня с ним в 1959-ом году, когда я приехал работать в Поповскую больницу. Прошло почти полвека с той поры, в жизни довелось мне видеть тысячи людей, но Вениамин Дмитриевич поражал своей уникальностью. Он очень много знал, любил читать, был на редкость рассудителен. Флегматичный на вид, он не должен был бы привлекать к себе людей. Но у него был удивительный «аккумуляторный» эффект: где бы он ни был, около него всегда были люди. Профессионально, как врач, я уважал его за огромное самообладание и умение терпеть боль. Последние двадцать лет у него был коралловый камень в почке, я уж не говорю о военной инвалидности. И никогда он не жаловался на здоровье, не ныл, не распускал нюни, не заводил речи о своем здоровье, не донимал окружающих рассказами о болях и недугах. Он вообще был очень сдержанным человеком. Я знал, как тяжело переживал он развал страны, упадок сельского хозяйства, но никаких пустопорожних разговоров, ахов и охов от него никто не слышал. Он тяжело умирал. И лишь в последний свой час он сказал мне: «болит», как бы прося о помощи. Но помочь было уже нельзя.

Упомяну ещё об одном его уникальном свойстве. Не секрет, что руководителю в нашей стране, в наше время приходится иметь дело с водкой. Так вот Вениамин Дмитриевич умел пить. Я был свидетелем, когда он встречал по три группы приехавших к нему людей. Он встречал за день по три группы приехавших к нему людей. Он встречал их по полной, как говорится, программе, решая при этом важные для хозяйства проблемы. Каждая из этих компаний уезжала в замечательном расположении духа, с благодарностью вспоминая хлебосольного и мудрого хозяина, а тот,  проводив последних гостей, шел в свой кабинет вести планерку, до мелочей анализируя сделанное и прогнозируя день завтрашний. Никто никогда его не видел пьяным. Наверное, его печень редкостно вырабатывала фермент, разрушающий алкоголь. Но он мне говорил о своем рецепте.

«Если я накануне норму превысил, то наутро встаю на полчаса раньше обычного». Любую боль он лечил работой. Работать он умел и любил. А ещё он любил делать людям хорошее, помогать чем мог. Как часто звонил он мне как главврачу областной больницы, с просьбой оказать содействие простым колхозникам, его односельчанам. Разве мог я ему отказать? Кстати, ему я благодарен за то, что, построив дачный домик, я связал свою жизнь с Загоскиным.

Раков Петр Павлович,

заслуженный врач России

 

ОН БЫЛ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ ДРУГОМ

Меня связывала с Вениамином Дмитриевичем долгая сорокалетняя дружба.

В самые трудные минуты моей жизни он был рядом. Он умел удивительным образом заботится о друзьях, не жалея ничего. Дружбой нашей была работа. Возглавляя автохозяйство цемзавода, я немало помогал колхозу в идущем строительстве. А когда Василий Афанасьевич Яковлев «переманил» меня в рыбхоз, то тут без помощи Ефремова не обходился я. Он что называется курировал мою работу, помогая советом, делом, анализом. Так уж повелось у нас, что отдыхали мы почти всегда вместе. Стоило не увидеться дня три, как Вениамин Дмитриевич посылал за мной водителя: «Где Бриллиантовая рука? , - так в шутку он меня называл. - Привези его. Куда он пропал?»

Такого человека, как он, я в своей жизни не встречал. Это был уникум. Эрудит. Зайду – читает. «Чем занимаешься?» - спрашиваю. «Работаю над собой», - отвечает полушутя, полусерьезно.

Умел работать без устали, почти без сна. «Когда на пенсию пойдем?» - спрашиваю. «Ты хоть сейчас иди, - говорит, - а мне школу достроить надо». Это была мечта последних лет его председательства.

Отношение областных властей, а соответственно и районных к нему попрохладнело. Нашлись интриганы и шептуны. В соседнем селе школу строила вся область, все руководство с подарками приехало. А когда через месяц открывали Загоскинскую школу, которую колхоз выстроил без какой-либо помощи, то ранг приехавших гостей был намного ниже.

Я видел, что он сильно переживал, но никаких жалоб от него никогда не слышал.

Когда же он ушел на отдых, началась череда смен руководителей. Все созданное им за его жизнь, стали разворовывать.

Как-то говорит мне: «Пойдем, Коля, проедем с тобой по колхозу». Когда приехал на место, где когда-то стоял красавец полевой стан и увидели лишь груду кирпичных обломков и спиленную березу – он заплакал. Я отошел, походил минут пять, подождал, пока он успокоится. Чем я мог его утешить?

Я не могу поверить в его уход. Никак не могу. На похороны съехались сотни его друзей – товарищей. Некоторые ехали из Москвы, торопясь попасть на проводы в последний путь, подчас даже не успев предупредить своих близких об отъезде. Он оставил после себя Село. Он оставил Друзей. Он оставил Память.

Рудаков Николай Александрович

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Газета Майнского района Ульяновской области «ЛЕНИНЕЦ»

7 июля 2001 года